Утром, проснувшись, Олеся прислушалась. Было необыкновенно тихо. Она оделась и вышла на улицу. Во дворе Вера Сергеевна ощипывала курицу. Увидев Олесю, она улыбнулась.
— Ты бы, доченька, еще поспала.
— Спасибо, я прекрасно выспалась. Вера Сергеевна, а где Олег?
— Он в школе, отцу помогает.
— А до школы далеко?
— Нет, рядом. Вон там! — Она показала рукой.
— А можно я к нему пойду?
— Нет, сначала позавтракаешь, а потом пойдешь.
— Спасибо, Вера Сергеевна, но я еще от вчерашнего не отошла.
Она вышла на улицу. Пройдя немного, увидела школу. Подходя к школе, услышала голоса. Возле сарайчика, рядом с отцом, стоял Олег. Отец сердито отчитывал сына:
— Смотри, сколько гвоздей ты мне испортил. Надо гвоздь забивать вот так, по шляпке. Тогда он не согнется.
— Папа, я только пару согнул, а ты уже кричишь. Из Москвы полную посылку гвоздей тебе пришлю.
— Дурень ты. Речь не о гвоздях, а об отношении к ним. Работу надо любить, а без любви толку не будет.
Приподняв голову, Валерий Дмитриевич увидел Олесю.
— Здравствуй, доченька. Пришла полюбоваться, как этот юноша учится молоток в руках держать?
— Доброе утро, — улыбаясь, произнесла она и села на бревно.
— Ты немного посиди, мы сейчас закончим, — попросил Валерий Дмитриевич.
— А много у вас учеников?
— С полсотни набирается. У нас начальная школа.
Закончив работу, Валерий Дмитриевич отпустил сына.
Они снова были вдвоем. Жизнь была прекрасна…
Спустя два дня Олег с отцом рано утром уехали на рыбалку. Олеся хотела с ними поехать, но Вера Сергеевна не пустила ее. "Тебя же комары живьем съедят!" Упоминание о комарах сразу отбило у Олеси охоту.
Просыпаясь, она выглянула на улицу. Вера Сергеевна подметала двор.
— Доброе утро!
— Здравствуй, доченька. Умывайся, будем завтракать.
За столом, слушая смешные истории из жизни Олега, которые с юмором рассказывала мать, Олеся смеялась до слез. Они не слышали, как в сенцах открылась дверь и в дом вошла бабушка. Первой ее увидела Вера Сергеевна.
— А вот и наша бабушка, Екатерина Петровна, — вставая, произнесла она и пошла ей навстречу. — Мама, познакомься, это Олеся, она с Олегом приехала.
Олеся смотрела на высокого роста дородную седовласую женщину. Доброжелательно улыбаясь, та подошла к ней. Олеся встала.
— Здравстуй, внучка, — ласково произнесла Екатерина Петровна и, притянув ее к себе, поцеловала в лоб.
Нечаянно ее взгляд остановился на серьгах в ушах Олеси. Глаза словно заплыли туманом. Вера Сергеевна заметила, как у матери побледнело лицо. Увидев выражение ее глаз, она подскочила к матери.
— Мама, что с тобой? Опять сердце?
Но Екатерина Петровна продолжала неподвижно смотреть на серьги. Потом, неожиданно качнувшись, стала падать на пол. Дочь успела подхватить мать. Вдвоем с Олесей они положили ее на диван. Вера Сергеевна из тумбочки достала флакончики с лекарствами. Лицо у Екатерины Петровны было белое-белое. Дочь не выдержала и громко заплакала. Она, с трудом разжав зубы, влила лекарство. Немного погодя Екатерина Петровна открыла глаза.
— Мама, что с тобой? Что у тебя болит?
— Серьги, — тихо прошептали ее губы.
— Какие серьги?
Приподняв руку, она показала на Олесю.
— Мои серьги.
— Не может быть! — испуганно вскрикнула дочь. — Только не это. Мама, ты ошиблась!
Та отрицательно покачала головой. Приподнявшись, с ненавистью уставилась на Олесю.
— Откуда у тебя эти серьги?
Олеся, не понимая, о чем идет речь и чего хочет эта женщина, растерянно смотрела на Веру Сергеевну. Та в страхе молчала.
— Я спрашиваю, откуда у тебя эти серьги? — вновь спросила Екатерина Петровна.
— Дедушка подарил, — ответила Олеся.
— Сними, я хочу посмотреть. Там метка есть, крестик.
Под ее пронзительным взглядом Олеся вся съежилась и, повинуясь, покорно сняла и протянула ей сначала одну серьгу.
— Посмотри сама, есть ли крест на оправе, — бескровными губами тихо произнесла Екатерина Петровна.
Олеся посмотрела на оправу сережки. Никакого креста на ней не было.
— Нет, — тихо ответила она.
Вера Сергеевна, облегченно вздохнув, перекрестилась.
— Я же говорила тебе, ты ошиблась.
— Вторую сними! — потребовала старуха.
Олеся сняла вторую серьгу и взглянула на ее оправу. На ней был виден маленький нацарапанный крестик.
Екатерина Петровна забрала у нее серьгу, поднесла к глазам. Она увидела крестик. По ее щекам медленно покатились слезы. Откинув голову на подушку, она прикрыла глаза. Перед ее взором появился оперуполномоченный Козлов, и, словно наяву, она вновь ощутила боль в ушах.
Она открыла глаза и, пронизывая взглядом стоящую перед ней девушку, спросила:
— Фамилия твоего деда Козлов?
— Да. И моя тоже.
— Он жив?
— Нет, пять лет как умер.
— Будь он проклят! — зло прохрипела Екатерина Петровна и подняла руки над головой, словно обращалась к Всевышнему.
Девушка взмолилась:
— Вера Сергеевна, ради Бога, объясните, что все это значит? Что происходит? Какое отношение эти серьги имеют к вам?
Вера Сергеевна, зажав рот рукой, раскачиваясь, тихо плакала.
— Я объясню, — глухо прохрипела Екатерина Петровна.
— Мама, умоляю тебя, ради внука, не надо! Он любит ее. Она же не виновата! Не губи их.
— Молчи! — прикрикнула она на дочь, а Олесе приказала: — Наклонись ко мне!
Олеся наклонилась.
— Смотри! — она показала шрам на кончике уха. — Это кровавый след твоего деда. Это он с меня их сорвал. Это он убил моего брата. Он. Ненавижу ваш род. Будьте вы прокляты! Кровопийцы!
— Мама, остановись! — вскричала Вера Сергеевна. Олеся, опустив голову, молчала. В висках отбойным молотком бился пульс.
— Я проклинаю тебя! Уходи из моего дома! Забудь моего внука!
— Мама, она же не виновата. О Господи! — поворачиваясь к иконе, взмолилась Вера Сергеевна. — Да помоги ТЫ!
Олеся повернулась, направилась в комнату. Следом за ней пошла Вера Сергеевна. Олеся молча стала укладывать вещи.
— Доченька, милая, умоляю тебя, выслушай меня…
— Вера Сергеевна, не надо. Я ее ни в чем не виню. Я ухожу.
— Да куда же ты одна пойдешь? Погоди, скоро Олег вернется. Мама отойдет. Все образуется. Ты же не виновата.
Олеся собрала вещи, молча пошла к выходу, но на пороге остановилась, повернулась. Вера Сергеевна плакала.
— Я никогда не верила своему счастью. Мне все казалось, что моя любовь — сон. Так оно и оказалось… Передайте ему: я люблю его.
Проходя через зал, она остановилась напротив Екатерины Петровны. Та, лежа на диване, неподвижно смотрела в потолок.
— Простите, — тихо произнесла она и вышла.
На улице ее догнала Вера Сергеевна. Она шла рядом и все умоляла ее вернуться. Олеся остановилась и как-то очень строго попросила:
— Прошу вас, оставьте меня!
Вера Сергеевна стояла и смотрела ей вслед. Девушка все дальше и дальше удалялась от нее. Предчувствуя беду, она побежала туда, где обычно рыбачили муж и сын. Там их не было.
— Оле-е-г! — пронзительно закричала она.
Ее крик эхом отозвался в тайге. Она с замиранием сердца, в надежде услышать ответ, прислушалась. Но тайга молчала. Выскочив на берег, она побежала домой, в надежде, что они уже дома. Но и дома их не было. Мать по-прежнему неподвижно лежала на диване.
— Мама, что же ты наделала? Ты бы Олега пожалела. Он же любит ее.
Мать молчала. Через час она услышала веселые голоса. Во двор въехала телега. Вера Сергеевна хотела встретить их, но не смогла встать. В дверях появился сын. Он держал в руках огромного сома. Лицо у него сияло.
— Мама, смотри какого сома поймали!
И, не дожидаясь реакции матери, он вошел в комнату к Олесе, чтобы похвастаться уловом.
— Мама, а где Олеся?
Мать, не поднимая головы, плача, произнесла:
— Ушла она.
— Как ушла? Куда?
Она продолжала плакать.
— Мама, куда она ушла?
В дом вошел отец. Увидев плачущую жену и неподвижно лежащую мать, спросил:
— Что случилось?
Вера Сергеевна, не переставая плакать, рассказала, что произошло.
Муж хмуро посмотрел на жену.
— Надо было удержать ее. Тайга же.
— Пыталась, следом бежала, но она — ни в какую.
Олег, выскочив на улицу, побежал по дороге. Валерий Дмитриевич сердито посмотрел на мать.
— Эх, мама, мама, ты бы хоть внука пожалела.
Он вышел на улицу, запряг лошадей. Сына он догнал далеко за селом. Километр за километром они неслись по проселочной дороге тайги в надежде догнать девушку, но ее не было. Выезжая из тайги, на перекрестке дорог они увидели одинокую женскую фигуру.
— Слава Богу! Она, — облегченно произнес Валерий Дмитриевич и посмотрел на сына. На том лица не было.